Эх, шофер! Не хватает мне малости —

«Волги», что ли, иль «Москвича».

Для моей, для лихой разудалости.

В общем, скрипки нет у скрипача.

А зачем мне машина — не спрашивай.

Р-раз: в багажник тоску и печаль!

Дверцей — хлоп! И прощай! И отчаливай!

Ни себя, ни железа не жаль.

Осторожность — свидетельство робости.

Я бы так бы отчаянно жал.

Пусть бы за превышение скорости

Всю зарплату в ГАИ отдавал.

Пусть однажды лихачество скажется:

Где-то сделав немыслимый крюк,

Эта сволочь железная вмажется!

К-а-а-юк!

А зачем мне все это — не спрашивай.

Но багажника не отпирай..

Отопрешь — и походкою маршевой

Все печали — за мною в рай...

Письма брошу заране. Пусть носят.

Про погоду. Про что читал.

Но однажды предчувствие скосит

Получателя наповал.

Средь веселья вдруг стиснет зубы.

В разговоре вдруг тихо: «Ах!»

И услышит холодные губы

На своих еще теплых губах.

Слив и горечь и сладость,

Мир на боли заквашен.

В нем и женская слабость,

В нем и мужество наше.

В нем прощаний тоска,

Встреч счастливые лики,

Гробовая доска,

Новорожденных крики.

Мы на этом пути

Еще в самом начале.

Оттого и в груди

Только отблеск печали,

Свет надежды — еще

И успеешь и сможешь.

А в последний зачет

Честно голову сложишь.

Безмятежье нелепо,

Когда мир громыхает.

Край полотнища неба

В крови намокает.

«Я еще вернусь к тебе, Россия...»

Узник Заксенхауэена

Точно на снегу следы босые

Увидал. И глазом в строчки врос:

«Я еще вернусь к тебе, Россия,

Чтоб услышать шум твоих берез!»

Я ушел к садам в цветенье пенном;

Встал в тоске от горя, чуть дыша.

Точно куртка на военнопленном

Вся исполосована душа.

Не пришлось ему испить росы ее,

Захлебнуться воздухом до слез.

Не увидел он своей России,

Не услышал шум её берез.

Но, глядя беде в глаза косые,

Не сломясь от пыток и угроз,

Стал солдат бессмертен, как Россия,

Как зеленый шум ее берез.

И горит мне огненным курсивом

В дни разлук, в часы тяжелых гроз:

«Я еще вернусь к тебе, Россия...»

Тень Вьетнама

Еще пока что в целости хранима, —

Я это вижу четко, как макет, ~

Плывет Земля, как сорванная мина,

С сосками баллистических ракет.

А я встаю с рассветом на работу,

Бросаю гирю, выпиваю чай.

А где-то в джунглях смертною блевотой

Исходит, запрокинувшись, «джи-ай».

Плечистый. Из Невады иль Кентукки.

Веселый, — и сейчас он скалит рот.

Его года прощальным смертным стуком

Отстукал партизанский пулемет.

Задумался и прозевал опасность.

И не дождался писем от жены.

Не осудил себя за сопричастность

К большим страданьям «маленькой» войны.

Откуда знать мне этого верзилу?

А может, был он парень неплохой,

А может, он сюда доставлен силой,

К чужой беде заведомо глухой?

И не лежи он здесь с пробитой глоткой,

Мы, может, встретясь с ним в загрантурне,

Болтали б вечерком за «рашен» водкой

О женщинах, о спорте, о вине...

Но я беру видавший виды ватник,

Как встарь шинельку с полами вразлёт.

И я ложусь, товарищ и соратник,

С вьетнамцем за горячий пулемет.

И напоровшись на мою решимость,

Поддержанную росчерком свинца,

Почувствуют враги необратимость

Позорного, бесславного конца.

И если грудь рванет мне нараспашку,

И кровь зажжет рубаху, точно флаг,

Я поднимусь в последний рукопашный,

И будет страшен мой последний шаг.

Прищурив глаз и крепко сжавши зубы,

Весь — сгусток нервов и страстей накал, —

Услышу я, как яростные трубы

Ударят вдруг «Интернационал»!

И я увижу: даль необозрима,

На горизонте яркий-яркий свет,

Увижу Землю, что плывет, как мина,

С сосками баллистических ракет.

Перед отъездом

1.

Я хочу, чтоб взрывались скалы

На далекой Вилюй-реке.

Я хочу, чтоб ты засыпала

На тяжелой моей руке.

2.

Не желайте мне легких дорог,

Чтоб под грозами я не мок.

На желайте мне легкой работы,

Чтобы душу не рвали заботы.

Не желайте мне не грустить,

Не желайте даже здоровья,

Не советуйте не курить,

Вспоминая крутые брови.

Как подумалось — так сказал...

Пожелайте мне лучше, други,

Чтоб спокойно смотрел в глаза,

Пожимая рабочие руки.

3.

На мещанство нету карантина...

Говорят мне: «Лучше успокойся,

Пожалей себя, жену и сына,

В Ленинграде где-нибудь устройся».

Милые, не мучьте ваши головы.

Беспокойство вредно организму.

Вам и так живется очень здорово.

Вы и так почти что в коммунизме.

Спите крепко, ублажайте чрево.

Тонко совершенствуйте уют.

Вам — направо, ну а мне — налево:

Севера покоя не дают.

Июнь. 1963 г.